После 1099 года, нашествия крестоносцев и захвата ими Иерусалима, положение Аламутского государства несколько осложнилось. Теперь ассасинам приходилось вести борьбу не только с мусульманскими правителями, но и европейскими завоевателями. 26 ноября 1095 года Римский Папа Урбан II на церковном соборе в Климонде призвал к началу крестового похода по освобождению Иерусалима и Палестины из-под власти мусульман-сельджукидов. В августе 1096 года в направлении Ближнего Востока из разных частей Европы двинулись четыре колоны рыцарей-крестоносцев. Из южной Франции - под предводительством Раймонда Тулузского, из Италии – под предводительством норманнского князя Боэмунда Тарентского, из Нормандии – под руководством герцога Нормандского Роберта, из Лотарингии – во главе с Годфруа Бульйонским, более известным как Готфрид Буйонский. Соединившись в Константинополе, войска крестоносцев переправились в Малую Азию и захватили города Никея, Эдесса и Антиохия. 15 июля 1099 года, после кровопролитной осады был взят Иерусалим. Таким образом в результате Первого крестового похода, который длился три года, на Ближнем Востоке образовалось несколько христианских государств: королевство Иерусалимское, возглавляемое Годфридом Буйонским, княжество Антиохийское, графства Триполийское и Эдесское. Римско-католическая церковь обещала участникам святого похода отпущение всех грехов. Тем не менее, армия крестоносцев напоминала скорее сброд бандитов, чем благородных освободителей Гроба Господнего. Прохождение армии крестоносцев сопровождалось невиданным доселе разбоем и разграблениями. Нашествие крестоносцев можно было сравнить, разве что с эпидемией чумы. В рядах рыцарей-крестоносцев никогда не было единства, чем непременул воспользоваться Хасан ибн-Саббах. Нищие европейские бароны, авантюристы и разбойники разного сорта, привлекаемые несметными сокровищами богатого востока, создавали временные союзы и коалиции, которые никогда не отличались особой прочностью. Рыцари-крестоносцы, пытаясь разрешить внутриусобные проблемы, довольно часто пользовались услугами ассасинов. В числе "заказчиков” ассасинов, так же были такие рыцарские ордена как Госпитальеры и Тамплиеры. Именно в этот период во многие европейские языки вошло слово "ассасин”, которое приобрело значение "убийца”. Многие предводители крестоносцев нашли смерть от кинжалов ассасинов.
Хасан ибн-Саббах умер в 1124 году в возрасте 74-х лет. После себя он оставил богатое наследие, тесно сплетённую сеть прекрасно укреплённых горных крепостей, управляемых фанатичными адептами. Его государству было суждено просуществовать ещё сто тридцать два года… Звёздный час ассасинов приходится на конец XI века. Это связано с возвышением государства турков-мамлюков во главе с султаном Юсуфом ибн-Аюбом по прозвищу Салах-ад-дин (защитник веры), или Саладином, как его называли европейцы. С лёгкостью захватив прогнивший Фатимитский халифат, с которым у крестоносцев был заключён длительный мирный договор, Салах-ад-дин объявил себя единственно истинным защитником ислама. Отныне ближневосточным христианским государствам крестоносцев угрожала опасность с юга. Длительные переговоры с Салах-ад-дином, который видел своё наивысшее предназначение в том, чтобы вышвырнуть христиан с Востока, не привели к существенным результатам. С 1171 года для крестоносцев начинается тяжелейший период войн с Салах-ад-дином. На этот раз над Иерусалимом, оплотом христианства на Ближнем Востоке, нависла неминуемая угроза… Малочисленные, фактически отрезанные от остального христианского мира, ослабленные междоусобными распрями крестоносцы даже не думали о дальнейшей экспансии на мусульманский восток. Иерусалимское королевство выдерживало одну атаку за другой. Вполне естественно, что в такой безвыходной ситуации им ничего иного не оставалось, как заключить союз с ассасинами. Было несколько странно и необычно видеть выступающую совместным ополчением мусульманско-крестоносскую дружины. По большому счёту ассасинам было всё равно с кем воевать и на чьей стороне выступать. Для них все были враги - и христиане и мусульмане. Богатые крестоностские князья как всегда щедро оплачивали услуги наёмных убийц-ассасинов. Многие арабские князья и военачальники пали от кинжалов ассасинов. Даже самому Салах-ад-дину пришлось пережить несколько неудачных покушений, после которых он лишь по счастливой случайности остался жив. Однако союз крестоносцев и ассасинов не просуществовал долго. Ограбив исмаилитских купцов, король иерусалимского королевства Конрад Монферратский подписал себе смертный приговор. Отныне ассасины слали убийц в оба лагеря. Доподлинно известно, что от рук ассасинов погибли: шесть визирей, три халифа, десятки городских правителей и духовных лиц, несколько европейских правителей, такие как Раймонд Первый, Конрад Монферратский, герцог Баварский, а также видный общественный деятель, персидский учёный древности Абуль-Махасин, вызвавший гнев Старца горы, выступив с резкой критикой в адрес ассасинов. Когда государство исмаилитов достигло своего наивысшего могущества, оно уже сильно отличалось от того, что заложил Хасан ибн-Саббах. Из средневековой коммуны государство Аламут фактически превратилось в наследственную монархию с узаконенной родовой передачей власти. Из среды высших чинов ордена ассасинов выделилась своя феодальная знать, которая больше тяготела к суннитским вольностям, чем шиитскому аскетизму. Новая знать предпочитала общественный порядок, в котором роскошь и богатство не считались пороком. Пропасть между простыми слоями населения Аламута и феодальной знатью всё больше увеличивалась. Именно по этой причине желающих жертвовать собой находилось всё меньше и меньше.
После смерти Хасана I ибн-Саббаха его преемники не смогли расширить владения государства. Провозглашенные Хасаном лозунги остались невыполнимыми. Государство ассасинов раздирали острейшие внутренние кризисы. Былая мощь ассасинов сходила на нет. Хотя ассасины пережили государство Сельджукидов, возвышение и падение великой Хорезмской державы, основания и крушения ближневосточных государств крестоносцев, исмаилитское государство Аламут неминуемо приближалось к своему закату. Падение Фатимитского халифата остро отразилось на стабильности Аламута. Салах-ад-дин превратив Фатимитский халифат в государство правоверных мусульман-мамлюков, стал наносить сокрушительные удары не только по крестоносцам. В конце XII века турки-мамлюки во главе со знаменитым Салах-ад-дином стали вторгаться в сирийские владения ассасинов, а с дальнего востока уже тянулись несметные полчища татаро-монгол. Ассасины продолжали действовать, несмотря на оказываемое на них со стороны могущественного Салах-ад-Дина давление. Занимающий в то время пост Старца горы, шейх Рашид ад-Дин Синан, был достаточно умным и сильным политиком, которому удавалось за счёт ловкого лавирования между католиками и суннитами поддерживать суверенитет исмаилитского государства ассасинов. В 50-х годах XIII века, после разрушения Хорезма, войска Хулагу-хана, внука Чингизхана, вторглись в районы Западной Персии. Ослабленное государство исмаилитов пало практически без боя. Единственные, кто попытались оказать яростное сопротивление захватчику, были защитники горной крепости Аламут. Татаро-монголы сутками беспрестанно атаковали горную вершину Аламут, пока по штабелям своих трупов не смогли подняться к стенам горной крепости. По приказу Хулагу-хана, татаро-монголы сравняли с землёй некогда навевавшую ужас на весь цивилизованный мир горную крепость Аламут, ставку "горных шейхов”, правителей ассасинов. В 1256 году горная крепость Аламут навсегда исчезла с лица земли. Позднее, в 1273 году, египетский султан Бейбарс уничтожил последнее убежище ассасинов в горных районах Сирии.
С падением главной крепости ассасинов ушло в небытие и навсегда потеряно тайное знание ассасинов, которое они накапливали в течение почти трёх столетий. Прошло семь веков со времени падения ассасинов. Многое, что связано с их деятельностью, овеяно легендами и слухами. А было ли это, так называемое "тайное учение ассасинов”? Трудно сейчас ответить, однако по ходу возникают другие вопросы. Как, например, готовили ассасинов-смертников? Одного обещания рая явно недостаточно, чтобы человек терял страх, интерес к окружающему его миру и переставал отдавать отчёт совершаемым им поступкам. Террористическая организация "Исламский Джихад” так же обещает шахидам прямой путь в рай, однако я был свидетелем того, как террорист-самоубийца в последний момент испугался привести в действие спрятанное на его теле взрывное устройство. Нет, простого "промывания мозгов” недостаточно, чтобы подготовить безотказного фидаина. Что из себя представляло "посвящение”? Наверняка существовало нечто очень страшное, обладание чем было слишком опасным, чтобы его сохранять до сегодняшних дней. Вероятно, речь идёт о неком синтезе средневековых изысканий иудейского каббализма (тайное мистическое учение иудаизма, хранящееся в глубокой тайне. Согласно поверью, обладание знаниями каббалы даёт человеку неограниченную власть над миром, поэтому к её изучению допускаются, лишь единицы) и исламского мистицизма, обладание которым даёт безграничную власть над другими людьми.
Официально кровавая секта ассасинов прекратила своё существование в 1256 году, после того как пали крепости Аламут и Меммудиз. Ассасины, как и прежде, у истоков своего зарождения, были вынуждены рассеяться по горам и уйти в подполье. Спустя пять лет, египетский султан Бейбарс смог остановить и изгнать татаро-монгол, однако ассасины так никогда и не восстановили своего былого могущества. Под ударами татаро-монгол прекратилась история грозной секты ассасинов, но продолжилось существование исмаилитского движения. Исмаилиты потеряли государство, но сохранили веру. В ХVIII веке иранский шах официально признал исмаилизм как течение шиизма. Нынешний, прямой потомок последнего Старца горы – принц Ага-хан IV, в 1957 году принял главенство над исмаилитами. Однако нынешние исмаилиты мало чем напоминают ушедших в небытие грозных ассасинов.
Глава исмаилитского государства асcасинов носил титул шейх аль-джебель (старец гор). Хасан ибн Сабах умер в Аламуте в 1124 в возрасте 90 лет. Третий «старец» Хасан II провозгласил себя имамом. Его внук Хасан III восстановил шариатские нормы и признал верховный авторитет суннитского халифа из династии Аббасидов. Но его преемник Мухаммед обвинил предшественника в отступничестве. В 1256 войска Хулагу, внука Чингисхана, захватили Аламут и положили конец их государству, а в 1260 монголы разгромили сирийских асcасинов. Последние их крепости в Сирии захватил в 1273 мамлюкский правитель Египта Бейбарс. С падением государства асcасинов общины назаритов сохранились в различных странах Азии и Африки; в настоящее время они действуют в более чем 20 государствах и объединяют до 20 млн. человек. Резиденция их духовного главы находится в Индии. С 1957 исмаилитов-назаритов возглавляет Ага-хан IV.
Существует, чисто мусульманская традиция терроризма, оборвавшаяся много веков назад, но, как показал опыт, проявившая способность к возобновлению в новых исторических условиях.
Имя ей - Аламут. Так называется скала в горах Эльбурса (близ южного берега Каспийского моря), в Иране, на вершине которой когда-то высилась крепость с тем же названием, в переводе означающим "Гнездо хищника". На исходе XI века (все даты - по христианскому календарю) ею овладели исмаилиты, и с этого момента на сто шестьдесят шесть лет (1090-1256) Аламут сделался столицей своеобразного исмаилитского государства в государстве или, точнее, в государствах, ибо принадлежавшие ему крепости и замки были разбросаны на территории не только Персии, но также Ирака, Сирии и других стран. Европейцы называли его орденом, что, вероятно, достаточно точно, а его членов - асассинами, убийцами (франц. assassins, но русский не терпит повторения двойных согласных в одном слове). Более всего он был известен систематическими убийствами, которые совершали принадлежавшие к нему шахиды, смертники-смертоносцы, вероятно составлявшие особую категорию среди членов ордена.
Исмаилизм - ветвь шиизма; отличия исмаилитов от других шиитов на сторонний взгляд столь несущественны, что о них здесь не стоит даже говорить. Гораздо интереснее для нас сейчас то внутреннее перерождение, которое претерпел (на время) исмаилизм в середине и во второй половине XI века под водительством по-своему выдающегося реформатора Насир-и-Хосрова (умер в 1089 году) и его ученика Хасан-и-Саббаха (ок. 1050-1124). Главное новшество, ими инициированное, состояло в фактическом раздвоении исмаилитской доктрины на экзотерическую, предназначенную для массы последователей и ничем, по сути, не отличавшуюся от традиционного исмаилизма, и эзотерическую, "продвинутую", для более узкого круга избранных, которые сами себя называли низаритами или фидаинами, "борцами за веру". Первую привязывала ко второй общая вера в "имама времени" - владыку Аламута, Горного старца, как стали величать Хасан-и-Саббаха и тех, кто занимал его место после него (европейцы называли Горных старцев "гроссмейстерами"). История Аламута окружена множеством легенд, зато достоверные сведения о ней крайне скудны; в чем в значительной мере повинно нашествие монголов, не оставивших от твердыни исмаилитов камня на камне. Все же имеющиеся данные позволяют хотя бы приблизительно разглядеть "тайну лица" этого уникального в истории мусульманского мира движения.
Отметим высокую по тогдашним временам культурность низаритов или, во всяком случае, их верхушечного слоя. Она проявлялась даже внешне, на что не могли не обратить внимания крестоносцы (эпоха Аламута почти в точности совпадает с эпохой Крестовых походов). Грубоватые тамплиеры, чаще других с ними контактировавшие, дивились исходившим от них благоуханиям и их изысканной, незнаемой в Европе учтивости. Среди низаритов были известные в то время философы, алхимики, поэты. Вероятно, не будет преувеличением назвать Аламут одним из культурных аванпостов мусульманского мира. Сам Насир-и-Хосров был небесталанным поэтом, о котором Джами в своем "Бахаристане" (собрание жизнеописаний всех известных поэтов, писавших на фарси) нашел нужным сказать несколько лестных слов. Хасан-и-Саббах прославился игрой на зурне и оставил после себя несколько музыкальных сочинений. А что при этом он и его продолжатели руководили бандой убийц, не должно особенно удивлять. Это характерное ренессансное явление (на мусульманском Востоке Ренессанс начался раньше, чем в Европе; другое дело, что потом он "ушел в песок"). Князья и прелаты итальянского чинквеченто тоже были ценителями наук и искусств, нередко сами ими занимались, что не мешало им при случае пускать в ход кинжал или яд. Только низариты убивали не ради корысти или, скажем, прихоти, но исходя из религиозных соображений. Ибо, кроме всего прочего и даже раньше всего прочего, они были религиозными изуверами.
Низариты практиковали оккультизм, при этом не переставая считать себя мусульманами. Коран, с их точки зрения, требует аллегорического прочтения, доступного немногим избранным; более того, истинные его смыслы должны быть ограждены от "невежд", включая сюда и рядовых исмаилитов. "Мы, - писал Насир-и-Хосров, - обязаны не допустить людей к этому кладезю мудрости, к этому источнику всех наук, каковым является Священная Книга"1. Обычное для гностиков стремление вырвать у Бога хотя бы краешек утаенного приобретает у низаритов особый смысл; тайное знание они ценят не ради него самого, но как средство спасения. С их позиции только "знающие" могут спастись, тогда как "невежды" в любом случае обречены гибели.
Мы встречаем здесь столь резко выраженный элитизм, какого, наверное, нигде и никогда больше не было в мусульманском мире. Низариты, проникшиеся тайным знанием, считают себя ни больше ни меньше как "потенциальными ангелами", одной ногой уже стоящими в раю. Их уже посещают райские видения - когда они принимают гашиш. В Передней Азии гашиш (завезенный из Индии) был тогда новинкой, и потому их даже прозвали "потребителями гашиша", по-арабски хашшишин. Вполне возможно, что асассины принимали гашиш перед тем, как шли "на дело".
Кстати, слово "асассин" есть искаженное хашшишин. Европейцы не поняли его значения и нашли созвучное ему слово, наиболее в данном случае уместное. Все остальные люди, "незнающие", для низаритов - "сброд", заслуживающий только презрения, "муравьи". Из Аламута, с трехсотметровой скалы, возвышающейся в и без того высоких горах, они и вправду должны были выглядеть муравьями, которых ничего не стоит раздавить. Мировоззрение низаритов отличает высочайшая эсхатологическая напряженность. В их представлении мир сей есть гигантский атанор (алхимическая печь), в котором идет селекция наиболее совершенных человеков для ангелической жизни. Все несовершенные, а их подавляющее большинство, обречены гибели. Свою задачу низариты видели в том, чтобы "помочь" Богу - ускорить гибель всех "лишних", неверных, к числу коих отнесены не только не-мусульмане, но и все мусульмане, не принадлежащие к исмаилитам. Своего рода революционное нетерпение на религиозной основе.
Как писал Насир-и-Хосров: "Мы должны убивать неверных / По велению Аллаха Всевышнего, / Ибо неверный более змея, чем змея". Хасан-и-Саббах не поколебался даже казнить по ложному обвинению в неверии всех своих сыновей - только для того, чтобы показать, как мало он ценит жизнь человеческую. Орудие убийства было всегда одно и то же - отравленный кинжал. Убивали или пытались убить всех, кто оказывался на их пути - монархов, визирей, губернаторов, военачальников. Чтобы подобраться к своей цели, асассины обычно прибегали к травестии: они переодевались и гримировались, приобретая облик тех, кто мог получить доступ к намеченной ими жертве. Как правило, их потом настигала кара, но они были к ней готовы: напомню, что все они считали себя шахидами. Аламут был для них чем-то вроде тренировочного лагеря, где их обучали языкам, техникам проникновения в чужую среду.
В зоне действия крестоносцев главной целью асассинов становились "христианские псы". Им удалось убить некоторых известных рыцарей: в их числе Конрад Монферратский, Филип де Монфор и Раймонд II Триполитанский. Покушались они, хотя и неудачно, на крестоносных королей - Ричарда Львиное Сердце и Людовика Святого. Убивали и рядовых рыцарей, в частности иоаннитов. Почему-то не убивали тамплиеров, с которыми у низаритов были какие-то сложные отношения. Низариты ощущали некоторое несоответствие между высотою эсхатологической цели, которую они себе поставили, и кустарным способом человекоистребления, однажды ими принятым. В своих алхимических лабораториях они пытались получить такие химикалии, посредством которых можно было бы уничтожать целые города, народы, государства. Чтобы, как писал Насир-и-Хосров, "кровью человеческой окрасить землю в цвет хуллы".
Эта слишком ранняя мечта о придании истории фантастического измерения, как и вся вообще творческая деятельность низаритов, была грубо прервана монголами, которые сумели взять считавшийся неприступным Аламут и тем самым фактически поставили точку в истории низаритского движения. Большинство низаритов погибло в войне с монголами, и лишь немногие нашли прибежище в действительно недоступном для завоевателей Бадахшане, на Крыше мира, откуда они могли взирать на человечество с еще больших высот, но достать его уже не могли. В дальнейшем низаритское движение выдыхается и растворяется в исмаилизме, а сам исмаилизм географически смещается в сторону Индии. Семь с половиной веков один лишь ветер гуляет на вершине Аламута. Но события последних лет превращают его в "значащую точку" не только совершившейся истории, но и истории совершающейся. Идет не просто джихад, но джихад хафи, священная и тайная война, и это расширяет "веер" всевозможных его объяснений.
Одно из них - "тайновидческое", оккультное. Его спародировал Умберто Эко в романе "Маятник Фуко" (I988). История осуществляется согласно Плану, разработанному еще некими раввинами в иерусалимском храме Соломона, от которых он перешел к исмаилитам, от них к Хасан-и-Саббаху ("поразительному, мистичному и безжалостному герою"), от его наследников к тамплиерам, тоже будто бы нашедшим прибежище в Индии, и так далее. И ныне их наследники управляют судьбами мира из каких-то подземелий, ожидая "часа икс", когда они смогут выйти на поверхность и собраться у некоего Камня, точное местонахождение которого неизвестно. Это может быть Камень, стоящей возле мечети Омара в Иерусалиме (выстроенной рядом с храмом Соломона), но может быть - "твердыня Аламут". Историю нельзя, конечно, оценивать только по шкале "интересное - скучное". Но если уж прибегнуть к этой шкале, то мне, например, как раз оккультная история, однажды и навсегда привязанная к идее мирового заговора, представляется скучной и гораздо более интересной - история реальная. Хотя театральными эффектами она не слишком балует. И призрак Аламута здесь не выскакивает из-под земли, сопровождаемый громом и молнией, но тихо прокрадывается за спины действующих акторов (как теперь выражаются социологи) исторической драмы. Публично с "героями Аламута" солидаризируются отдельные исламские экстремисты и экстремистские группы. Но их, в общем-то, немного. С позиции ортодоксального ислама низаритское движение представляет собою безусловную ересь - так оно расценивалось в прошлом, так расценивается и сейчас, в частности шиитским духовенством в Иране (напомню, что низаритское движение вышло из исмаилизма, который вышел из шиизма).
Тем более оно должно быть чуждо ваххабитам, из среды которых ныне выходит основная часть террористов. Гностические воспарения Горных старцев - это для них что-то очень далекое и малопонятное. Они ведь буквалисты и боятся на шаг отойти от того, что прописано в Коране. О них говорят, что они ничего не видят дальше Алифа (первая буква арабского алфавита, означающая также "Единый", то есть Аллах). Так-то оно так, но откуда тогда возник терроризм? В Коране нет такого аята, опираясь на который можно было бы его оправдать. Коран оправдывает, при определенных обстоятельствах, священную войну, но при условии соблюдения целого ряда требований: не трогать женщин (если они сами не берут в руки оружие), стариков и детей, не употреблять отравленных стрел и так далее. И призывает не только к священной войне, но также, и даже чаще, к проявлению терпимости в отношении неверных, по крайней мере в отношении "людей Писания" (иудеев и христиан). Сам Мухаммед, каким его рисует предание, был скорее добродушным человеком; совершенно невозможно представить, чтобы он одобрял те гекатомбы, которые преподнесли миру исламские террористы за последнее время. Нынче психологические истоки терроризма по всему миру в значительной мере одни и те же. В мировом "информационном пространстве" происходят какие-то "химические свадьбы" (воспользуюсь формулой розенкрейцеров), порой сближающие людей, далеких друг от друга идейно и духовно, на тех или иных "симпатических началах". Ответ на вопрос: "Отчего террористы взрывают дома и убивают людей?" - может быть дан "в мировом масштабе". От ложного представления о справедливости. От ненависти. От отсутствия любви. От скуки, наконец. Или жажды "действия". В "Острове пингвинов" Анатоля Франса анархисты сами толком не могут объяснить, зачем им нужно взрывать небоскребы Большого города. Ответ их прост и загадочен: "Так будет лучше".
Но в психологии исламских террористов (как некогда у асассинов) есть и религиозная составляющая. На Западе (включая в данном случае и Россию) терроризм - явление, главным образом, постхристианского мира. И те террористы, которые, прежде чем метнуть бомбу, крестились на образа (были и такие), отнюдь не считали, что совершают богоугодное дело. Русский поэт, сам глубоко замешанный в делах бомбистов, твердо знал:
Убийца в град Христов не внидет, Его затопчет Бледный конь И Царь царей возненавидит.
В исламе ценность человеческой жизни может быть сведена к нулю. Ибо здесь отношения между Творцом и Его творением во многом принципиально иные. В исламе Творец осуществляет более жесткий надзор над творением, не предоставляя ему той воли, какую Он предоставляет ему в христианстве. Для христианина существуют императивы, предстоящие ему персонально, как этической личности, а человеческим коллективам никакие императивы не предстоят; иначе говоря, на путях истории не существует безусловных норм и заданий - здесь возможно и неизбежно разветвление путей и множественность заданий. Для мусульманина множественность и разнообразие означают уход от Единого (в христианстве, напомню, Бог - Триедин) и потому не имеют смысла или, точнее, получают смысл только на стороне Иблиса (дьявола). В христианстве ничто из исторически нажитого не пропадает даром, в ожидании, когда наступит Час преображения. В исламе нет преображения, есть только уничтожение в конце времен всего временнoго. Поэтому в рамках ислама возможно такое презрение к миру сему, какое абсолютно немыслимо для христианина (я исключаю из рассмотрения сектантов).
Христианин не сможет сказать, как сказал Омар Хайям: "Наш мир - Творца ошибка, плохой приют на час". Всегда подвижный ум гениального Хайяма не задерживается, правда, на этой мысли, но она у него совсем не случайна. А вот для его школьного товарища (по медресе в городе Нишапур) Хасан-и-Саббаха, ставшего первым из Горных старцев, она, очевидно, определила весь дальнейший жизненный путь. У нынешних террористов-мусульман есть также существенные различия на уровне психологии, между рядовыми исполнителями и манипулирующими ими "генералами". Рядовые, шахиды - в подавляющей части немудрящие парни из бедных семей, вроде "застенчивых школяров", ставших теми талибами, которые ныне известны миру. "Генералы" же, насколько мы о них знаем, представляют собою довольно пеструю кувырк-коллегию; отличает ее дьявольская изощренность, выдающая отдаленное родство с "учителями холодных вод" (оккультный термин) с горы Аламут.
Разумеется, далеко не всякий мусульманин, проникшийся презрением к миру, может сделаться террористом. Тут есть, однако, некая ловушка, которую добрый обойдет, но в которую попадет злой или отчаявшийся. Ибо, как сказано в замечательном 12-м аяте суры "Перенес ночью", "...человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру; ведь человек тороплив". Западная цивилизация, конечно, не представляет собою "царство справедливости", каким оно рисовалось утопистам. В ней есть и свет, и тени, в подлунном мире, увы, друг с другом неразлучные. Нью-Йорк, ставший мишенью террористов, - это не "Город на холме", о котором мечтали ранние поселенцы, и не "Вавилон на Гудзоне", как его иногда называют сами американцы, - в нем есть черты того и другого. В нем есть неугасимая энергетика "вечного Запада", исстари стремившегося к елико возможно большей справедливости и всеобщему благополучию. А что есть в нем злого и порочного, подлежит - опять же по возможности - исправлению, а не тому, что исламисты называют "выдергиванием плевелов в саду Аллаха". Плевелы могут быть отделены от пшеницы лишь в конце времен и отнюдь не человеческой рукою. И не человеческим умом будет вынесено последнее суждение о том, что есть на самом деле плевелы и что есть пшеница.
Кстати, не совсем понятно, зачем надо выдергивать плевелы, если сад в любом случае заслуживает презрения. На деле "выдергивание плевелов" может привести лишь к еще большей запущенности сада. Это хорошо показано в "Острове пингвинов". Анархисты преуспели в разрушении Большого города, но что было потом? Потом среди руин бродят козы и люди, одетые в козьи шкуры, - человечество возвращается к дикости. Проходит много веков, прежде чем прогресс возобновляет свою работу, выбирая пути, схожие с теми, что однажды уже были пройдены. В итоге вновь вырастают большие города с миллионами жителей, небоскребами, интенсивным движением etc. Попытка сорвать поступательный ход истории оборачивается бессмыслицей - возвращением примерно в ту же точку, где было принято роковое решение.
Двигаться имеет смысл только вперед, каким бы опасно-загадочным ни выглядел предлежащий путь. На этом пути мусульманский мир вряд ли останется простым восприемником достижений (и провалов) Запада; вероятно, он призван сказать "свое слово", на что он, безусловно, способен (напомню, что развитие наук, искусств и ремесел началось на мусульманском Востоке раньше, чем на Западе, и лишь в последующие века оно приостановилось). Если удержать "столкновение цивилизаций" в рамках столкновения цивилизаций (предупреждая выплески варварства или подавляя их), оно будет не только не страшным, но плодотворным для обеих сторон. Одно ясно как дважды два: "бежать от Аламута" (У. Эко) можно только совместными усилиями христиан и мусульман.
|
